Что чувствует художник перед чистым листом? Волнение, сомнение, окрыление и авторскую дерзость создания нового художественного высказывания, — чистое поле плоскости становится пространством для решения профессиональных задач различного творческого диапазона – от небольших набросков, кроков и раскадровок до монументальных картонов, предваряющих масштабные живописные полотна, фрески и мозаики.

Ошибочно понимать рисунок только как лабораторию поиска пластическойорганизации линии, пятна и штриха, как упражнение или штудию. Нередко именно графическая техника с ее ограниченной цветовой палитрой надиктовывает художнику необходимую меру выразительности образа, то, что в живописи может размыться и утратить остроту из-за доминирования красочной фактуры. Лапидарность и условность изображения дают свободу воображению зрителя, который сам превращается в наблюдателя оптических иллюзий и со-творца, додумывая нюансы произведения.

В рисунке и графике нет возможности спрятаться за эффектной подачей – этот вид искусства в равной степени — и строгая самодисцплина, и понимание формы в пространстве, композиционных законов, тонального разбора и технико-технологических особенностей, начиная от простого карандаша и заканчивая гравюрой, эстампом, акварелью.

Рисунок и графика – это философия непрямого, небуквального смотрения на мир. Западноевропейская традиция «нагружает» плоскость изображением, выявляя объем в пространстве, делая предмет «вещным», будто его можно потрогать или взять в руки. Восточная традиция, такая, как гохуа, сильнее ценит саму плоскость-пространство белого листа или свитка, — пятна и линии изображенных предметов словно проступают на зрителя из белесого небытия. Таким образом, меняется и понимание роли художника, — в одном случае он созидает, настаивает на своей самости, лепит объемы, чеканит форму, отсекает лишнее.

Во втором, словно отступает на шаг назад, не мешая изображению самому проявиться. Школа рисунка, как и школа искусства графики ставит перед собой задачи и поискового свойства, и создания сразу готового произведения. При этом творческая «кухня» нередко показывает, что первоначальные рисунки и картоны — не только подготовительный материал, но и самостоятельные авторские вещи. Разнообразие школ, даже в рамках московской традиции, варьируется в зависимости от задач области применения. Тональный подход свойствен в большей степени художникам-живописцам, аналитический рисунок – скульпторам, монументалистам, художникам прикладного направления в творчестве. Для них выявление конструкции изображаемого предмета или тела в пространстве обусловлено последующей производственной работой с моделью в материале, и тон условен, проявляясь на гребне формы.

Некоторые авторы видят преимущество графических материалов и инструментов как возможность структурировать изображение как единую ткань образа, который они соподчиняют плоскости листа, идя от идеи к пластике. В этом случае поводом для трансформации чистого листа в произведение искусства становится не впечатление от увиденного на натуре, а поиск пластических пересечений, динамика и статика композиции, попытка осознать неделимость мира и его взаимопроникновение форм, пространства, времени на субстанциональном уровне. Композиция становится интеллектуально-чувственной игрой со зрителем, способным оценить красоту выстраивания иллюзии пульсирующего погружения в лист, в которой касания и степень нажима имеют не меньшее значение, чем сюжет.

И крошечный экслибрис, и форматный картон, и богатейшая по мере проработки гравюра соседствуют в экспозиционном строе зала, взаимодополняя друг друга, показывая широкие возможности графического искусства. Начинать с чистого листа или, наоборот, создавать графические серии на основе живописных полотен – это работа, прежде всего, с образом. Это – радость познания, интерес к процессу проявления образа, это ожидание нового.